Вроде всю жизнь читаешь-читаешь, а мимо чего-то проскакиваешь... не сопоставляешь как-то одно с другим. Ну вот, сопоставила. 
Мартинес Надаль вспоминает, как в последний день Лорки в Мадриде, перед последним отъездом в Гранаду, он, Надаль, часа в два зашел к нему домой. "В комнате Лорки сидел гость, старый безработный актер, который пришел за рекомендательным письмом. Федерико при мне закончил письмо и вручил актеру. Я заметил, как он осторожно сунул ему в карман бумажку в двадцать пять песет".
А это -- из воспоминаний Антонио Родригеса Эспиносы: "...Он пришел в девять часов, позвонил и, когда служанка открыла ему, спросил: "Дон Антонио дома?" -- "Да, сеньор". -- "Скажите ему, что пришел дон Омобоно Пикадильо". Так как я уже привык к его розыгрышам да к тому же узнал его по голосу, я вышел и сказал: "Что тут делает этот бессовестный дон Омобоно?" -- "Он желает всего-навсего на время облегчить ваш кошелек на двести песет. В половине одиннадцатого я уезжаю в Гранаду..."
То есть, выходит, когда он те двадцать пять песет актеру-то подсунул, у него у самого денег почти не оставалось -- наверное, было практически в обрез на билет до Гранады (ну и еще на коньяк в этом самом кафе, куда они заезжали потом с Надалем ). Очевидно, так -- если тем же вечером он был вынужден идти занимать у дона Антонио...
Не то что бы, опять же, меня это удивило... (Щедрость его известна: щедрость в самом прямом, денежном смысле. "Налетай на капиталец..."
) Нет, конечно, не удивило. Просто... Ну, просто вот так.
Мартинес Надаль вспоминает, как в последний день Лорки в Мадриде, перед последним отъездом в Гранаду, он, Надаль, часа в два зашел к нему домой. "В комнате Лорки сидел гость, старый безработный актер, который пришел за рекомендательным письмом. Федерико при мне закончил письмо и вручил актеру. Я заметил, как он осторожно сунул ему в карман бумажку в двадцать пять песет".
А это -- из воспоминаний Антонио Родригеса Эспиносы: "...Он пришел в девять часов, позвонил и, когда служанка открыла ему, спросил: "Дон Антонио дома?" -- "Да, сеньор". -- "Скажите ему, что пришел дон Омобоно Пикадильо".
Так как я уже привык к его розыгрышам да к тому же узнал его по голосу, я вышел и сказал: "Что тут делает этот бессовестный дон Омобоно?" -- "Он желает всего-навсего на время облегчить ваш кошелек на двести песет. В половине одиннадцатого я уезжаю в Гранаду..."То есть, выходит, когда он те двадцать пять песет актеру-то подсунул, у него у самого денег почти не оставалось -- наверное, было практически в обрез на билет до Гранады (ну и еще на коньяк в этом самом кафе, куда они заезжали потом с Надалем
). Очевидно, так -- если тем же вечером он был вынужден идти занимать у дона Антонио...Не то что бы, опять же, меня это удивило... (Щедрость его известна: щедрость в самом прямом, денежном смысле. "Налетай на капиталец..."
) Нет, конечно, не удивило. Просто... Ну, просто вот так.
-
-
08.02.2009 в 00:15Просто... Просто - это он.
-
-
08.02.2009 в 00:24А почему это, Люда, Вы еще не спите?
-
-
08.02.2009 в 00:30А в форме я буду обязательно. Не в самой лучшей, возможно (все-таки настроение не то, эх, Чуча...), но спеть спою. И, смею надеяться, неплохо спою.
Спокойной ночи, Инна!
-
-
08.02.2009 в 00:43Людочка, Ваш Чуча прожил ВСЮ свою кошачью жизнь. И прожил ее явно в любви и заботе. Продлить его век никто был не в силах. Я банальные вещи говорю, но у нас у самих старая собака (тоже у родителей), и я, конечно, не могу не думать об этом. И утешаю я себя (заранее) именно вот такими простыми мыслями.
Кроме того, мне уже однажды приходилось свою собаку хоронить. Это было давно, но я не забыла -- и не забуду. Прекрасно понимаю, что у Вас на душе... Но...
Но все равно же Вы завтра споете хорошо!
Спокойной ночи.