Немножко про юбиляра.Он для меня даже не детский — младенческий. Помню как во сне, мама на мотив "По муромской дорожке" — "Сидел рыбак веселый..."
А лет в пять — "Царицу Тамару" наизусть. (Самый что ни на есть подходящий стишок для ребенка, да.))) "На голос невидимой пери шел воин, купец и пастух..." И евнУх. Потом долго к правильному ударению привыкнуть не могла.
И тогда же — первый в жизни сильный страх, который тоже с Лермонтовым был связан, с "Морской царевной". Я не понимала, что речь идет о русалке (еще вообще не знала о них?) и думала, что это была обычная девушка — просто вот жила в море такая красивая девушка. А потом, когда царевич ее вытащил на берег, она превратилась в чудовище. Я не в состоянии была понять, что чудовищность заключалась в хвосте. Я была уверена, что она вся, целиком стала чудовищем — превратилась в него из красавицы. И я так ее жалела, и так любила... "...синие очи любовью горят, брызги на шее, как жемчуг, дрожат..." Там, в книжке, под стихотворением была картинка, и я думала, что нарисовано это самое чудище, и боялась ее, этой картинки, ужасно. Зажмуривалась, не смотрела туда, в низ страницы. Потом выяснилось, что там не только никакого чудовища не было, но вообще этот рисунок к другому стихотворению относился. Но это уже потом. А тот страх вот на всю жизнь запомнился.
Потом... Ну, потом, собственно, было всё остальное. Весь остальной М. Ю.
Боги, боги мои. Я ведь сейчас ровнехонько вдвое его старше. И если Жуковский о Пушкине, разбирая после его смерти рукописи: "Он только еще созревал", — то что ж про этого, двадцатишестилетнего, говорить. И если в 26 такое — то что ж мы имели бы, доживи он хотя бы до пушкинских лет... Сейчас перечитала (в Лермонтовской энциклопедии) о дуэли. Характер ранения был такой, что получить его он мог только стоя с поднятой вверх рукой. То есть он показывал, что собирается стрелять в воздух. В предыдущей дуэли, с Барантом, он ведь именно так и поступил: "Л. выстрелил в сторону. Противники тут же помирились".
Ну, опять понесло заупокой.
Кстати про него, про заупокой. Как-то, уже в студенчестве, году в 89-м, зашли с подружкой в Донской монастырь. И вдруг в полу, прямо чуть ли не под ногами — "Варвара Александровна Бахметева, урожденная Лопухина". Там она похоронена, Варенька Лопухина.
И если Жуковский о Пушкине, разбирая после его смерти рукописи: "Он только еще созревал", — то что ж про этого, двадцатишестилетнего, говорить. И если в 26 такое — то что ж мы имели бы, доживи он хотя бы до пушкинских лет... И мне ужасно жаль. Вот, кстати, никогда не считала его самым любимым писателем, но именно про него однажды приснился сон, что на самом деле он не был убит, а уехал за границу, и все еще жив. Даже во сне я понимала, что так не бывает, столько не живут, но так сильно обрадовалась! А потом проснулась, и стало грустно.
-
-
15.10.2014 в 13:43-
-
15.10.2014 в 20:09