Две хорошие статьи памяти Анатолия Михайловича.
Андрей Немзер: Были у нас великие поэты, подвизавшиеся (когда удачно, а когда – не слишком) на переводческой ниве. Были поэты скромные, чьими высшими свершениями стали переводы. Были и есть незаурядные мастера, тщанием которых публика получала и получает адекватное представление об иноязычных стихах и прозе. Но гений, полностью посвятивший себя воссозданию «чужого» слова, был только один – Анатолий Гелескул.
Борис Дубин: Мы были знакомы с Анатолием Гелескулом больше 40 лет, дружили, не раз вместе работали, и все же я всегда чувствовал рядом присутствие чего-то значительно большего, чем человек, даже такой близкий. Он как бы не весь был тут, со мной, с нами (а Гелескул любил и умел дружить своих друзей). Не знаю, как это передать, выходит очень коряво и приблизительно, но попробую. Он был, скажем так, духом поэзии, на время принявшим земной облик: казалось, в любую секунду он может вдруг улетучиться. К ошеломляющему счастью оказаться рядом с ним всегда примешивались удивление и тревога: становилось как-то не по себе, что ли, не могу назвать это по-другому.
Дубин вчера на прощании с А.М. начал было говорить — и не смог. Помолчал какое-то время, справился с собой, и — "Платон сказал, что поэт — это существо легкое, крылатое и священное..."
Андрей Немзер: Были у нас великие поэты, подвизавшиеся (когда удачно, а когда – не слишком) на переводческой ниве. Были поэты скромные, чьими высшими свершениями стали переводы. Были и есть незаурядные мастера, тщанием которых публика получала и получает адекватное представление об иноязычных стихах и прозе. Но гений, полностью посвятивший себя воссозданию «чужого» слова, был только один – Анатолий Гелескул.
Борис Дубин: Мы были знакомы с Анатолием Гелескулом больше 40 лет, дружили, не раз вместе работали, и все же я всегда чувствовал рядом присутствие чего-то значительно большего, чем человек, даже такой близкий. Он как бы не весь был тут, со мной, с нами (а Гелескул любил и умел дружить своих друзей). Не знаю, как это передать, выходит очень коряво и приблизительно, но попробую. Он был, скажем так, духом поэзии, на время принявшим земной облик: казалось, в любую секунду он может вдруг улетучиться. К ошеломляющему счастью оказаться рядом с ним всегда примешивались удивление и тревога: становилось как-то не по себе, что ли, не могу назвать это по-другому.
Дубин вчера на прощании с А.М. начал было говорить — и не смог. Помолчал какое-то время, справился с собой, и — "Платон сказал, что поэт — это существо легкое, крылатое и священное..."