Вот так живешь себе постепенно -- и вдруг обнаруживаешь, что Итальянским стихам-то ровно сто лет.
РАВЕННА
Всё, что минутно, всё, что бренно,
Похоронила ты в веках.
Ты, как младенец, спишь, Равенна,
У сонной вечности в руках.
читать дальше
Рабы сквозь римские ворота
Уже не ввозят мозаик.
И догорает позолота
В стенах прохладных базилик.
От медленных лобзаний влаги
Нежнее грубый свод гробниц,
Где зеленеют саркофаги
Святых монахов и цариц.
Безмолвны гробовые залы,
Тенист и хладен их порог,
Чтоб черный взор блаженной Галлы,
Проснувшись, камня не прожег.
Военной брани и обиды
Забыт и стерт кровавый след,
Чтобы воскресший глас Плакиды
Не пел страстей протекших лет.
Далёко отступило море,
И розы оцепили вал,
Чтоб спящий в гробе Теодорих
О буре жизни не мечтал.
А виноградные пустыни,
Дома и люди -- всё гроба.
Лишь медь торжественной латыни
Поет на плитах, как труба.
Лишь в пристальном и тихом взоре
Равеннских девушек, порой,
Печаль о невозвратном море
Проходит робкой чередой.
Лишь по ночам, склонясь к долинам,
Ведя векам грядущим счет,
Тень Данта с профилем орлиным
О Новой Жизни мне поет.
(Май - июнь 1909)
* * *
Окна ложные на небе черном,
И прожектор на древнем дворце.
Вот проходит она -- вся в узорном
И с улыбкой на смуглом лице.
А вино уж мутит мои взоры
И по жилам огнем разлилось...
Что мне спеть в этот вечер, синьора?
Что мне спеть, чтоб вам сладко спалось?
(Июнь 1909)
И еще одно, любимое:
ПЕРУДЖИЯ
День полувеселый, полустрадный,
Голубая даль от Умбрских гор.
Вдруг -- минутный ливень, ветр прохладный,
За окном открытым -- громкий хор.
Там, в окне, под фреской Перуджино,
Черный глаз смеется, дышит грудь:
Кто-то смуглою рукой корзину
Хочет и не смеет дотянуть...
На корзине - белая записка:
"Questa sera... монастырь Франциска...
(Июнь 1909)