О последнем романе Набокова

Судя по опубликованным в журналах "Сноб" и Playboy отрывкам (а это, как утверждают, самая связная часть текста), говорить о "недописанном романе" оснований нет. Перед нами разрозненные фрагменты, черновики. Там есть занятные обороты и яркие детали, набоковский сарказм, чудесное описание женского тела и ледяной холод в сцене интимной близости. Все это заслуживает внимания, но место этим наброскам в последнем томе академического собрания сочинений, а не в отдельном издании, где драгоценные карточки воспроизводятся факсимильно.

Случай обратный описанному Булгаковым. Роман Мастера не сгорел, потому что было чему гореть. "Лауру" не сожгли, потому что сжигать было нечего.

@темы: литературное

---

Памятник сей не прославит тебя, Еврипид, -- он в потомстве
Сам от забвенья храним славой бессмертной твоей.

Это греческий стишок неизвестного автора. А вот собственно памятник:



Это я сейчас "Ифигению в Авлиде" читаю. Всякий раз, когда я ее читаю, я совершенно и абсолютно убеждена, что на свете не было, нет и не будет никогда более великой и прекрасной пьесы, чем "Ифигения в Авлиде".)) А когда я читаю "Медею", я уверена, что на свете не было, нет и не будет... А уж когда я читаю "Ипполита"!

...А у этой эпитафии автор известен. Ион написал:

Спи без тревог в Пиерийской одетой туманом долине,
В месте, где вечная ночь кроет тебя, Еврипид!
Знай, и зарытый в земле, что твоя непреложная слава
Светлой и вечно живой славе Гомера равна.

@темы: Греция, литературное

---

* * *
Поздней осенью из гавани
От заметенной снегом земли
В предназначенное плаванье
Идут тяжелые корабли.

В черном небе означается
Над водой подъемный кран,
И один фонарь качается
На оснеженном берегу.

И матрос, на борт не принятый,
Идет, шатаясь, сквозь буран.
Всё потеряно, всё выпито!
Довольно -- больше не могу...

А берег опустелой гавани
Уж первый легкий снег занес...
В самом чистом, в самом нежном саване
Сладко ли спать тебе, матрос?

14 ноября 1909

@темы: век назад, cтихи

---

Совершеннейшее восхищение

вызвал во мне вчера заголовок на Гранях (grani.ru). Заметка о том, что выделены участки для строительства подводных (под Москвой-рекой) парковок, называлась -- "Чем мучиться на суровой, жестокой, проклятой земле..."

@темы: фсякое смешное

---

"...о Шиллере, о славе, о любви"

Как же это я юбилей Шиллера-то упустила? Какая неприятность.

Ну ладно, я его еще пока не очень далеко упустила. Всего лишь четыре дня прошло. Еще можно поздравлять.



Иоганн Кристоф Фридрих фон Шиллер родился 250 лет назад, 10 ноября 1759 года. И очень правильно сделал, что родился. Без него этот наш мир был бы значительно хуже.

По-немецки я не читаю (что является постоянным источником комплекса неполноценности), но Василию Андреевичу доверяю.

КУБОК

«Кто, рыцарь ли знатный иль латник простой,
В ту бездну прыгнет с вышины?
Бросаю мой кубок туда золотой:
Кто сыщет во тьме глубины
Мой кубок и с ним возвратится безвредно,
Тому он и будет наградой победной».

Так царь возгласил, и с высокой скалы,
Висевшей над бездной морской,
В пучину бездонной, зияющей мглы
Он бросил свой кубок златой.
«Кто, смелый, на подвиг опасный решится?
Кто сыщет мой кубок и с ним возвратится?»

Но рыцарь и латник недвижно стоят;
Молчанье — на вызов ответ;
В молчанье на грозное море глядят;
За кубком отважного нет.
И в третий раз царь возгласил громогласно:
«Отыщется ль смелый на подвиг опасный?»

И все безответны... вдруг паж молодой
Смиренно и дерзко вперед;
Он снял епанчу, и снял пояс он свой;
Их молча на землю кладет...
И дамы и рыцари мыслят, безгласны:
«Ах! юноша, кто ты? Куда ты, прекрасный?»

И он подступает к наклону скалы
И взор устремил в глубину...
Из чрева пучины бежали валы,
Шумя и гремя, в вышину;
И волны спирались, и пена кипела:
Как будто гроза, наступая, ревела.

И воет, и свищет, и бьет, и шипит,
Как влага, мешаясь с огнем,
Волна за волною; и к небу летит
Дымящимся пена столбом;
Пучина бунтует, пучина клокочет...
Не море ль из моря извергнуться хочет?

И вдруг, успокоясь, волненье легло;
И грозно из пены седой
Разинулось черною щелью жерло;
И воды обратно толпой
Помчались во глубь истощенного чрева;
И глубь застонала от грома и рева.

И он, упредя разъяренный прилив,
Спасителя-бога призвал,
И дрогнули зрители, все возопив,—
Уж юноша в бездне пропал.
И бездна таинственно зев свой закрыла:
Его не спасет никакая уж сила.

Над бездной утихло... в ней глухо шумит...
И каждый, очей отвести
Не смея от бездны, печально твердит:
«Красавец отважный, прости!»
Все тише и тише на дне ее воет...
И сердце у всех ожиданием ноет.

«Хоть брось ты туда свой венец золотой,
Сказав: кто венец возвратит,
Тот с ним и престол мой разделит со мной!—
Меня твой престол не прельстит.
Того, что скрывает та бездна немая,
Ничья здесь душа не расскажет живая.

Немало судов, закруженных волной,
Глотала ее глубина:
Все мелкой назад вылетали щепой
С ее неприступного дна...»
Но слышится снова в пучине глубокой
Как будто роптанье грозы недалекой.

И воет, и свищет, и бьет, и шипит,
Как влага, мешаясь с огнем,
Волна за волною; и к небу летит
Дымящимся пена столбом...
И брызнул поток с оглушительным ревом,
Извергнутый бездны зияющим зевом.

Вдруг... что-то сквозь пену седой глубины
Мелькнуло живой белизной...
Мелькнула рука и плечо из волны...
И борется, спорит с волной...
И видят — весь берег потрясся от клича —
Он левою правит, а в правой добыча.

И долго дышал он, и тяжко дышал,
И божий приветствовал свет...
И каждый с весельем: «Он жив! — повторял.—
Чудеснее подвига нет!
Из темного гроба, из пропасти влажной
Спас душу живую красавец отважный».

Он на берег вышел; он встречен толпой;
К царевым ногам он упал;
И кубок у ног положил золотой;
И дочери царь приказал:
Дать юноше кубок с струей винограда;
И в сладость была для него та награда.

«Да здравствует царь! Кто живет на земле,
Тот жизнью земной веселись!
Но страшно в подземной таинственной мгле...
И смертный пред богом смирись:
И мыслью своей не желай дерзновенно
Знать тайны, им мудро от нас сокровенной.

Стрелою стремглав полетел я туда...
И вдруг мне навстречу поток;
Из трещины камня лилася вода;
И вихорь ужасный повлек
Меня в глубину с непонятною силой...
И страшно меня там кружило и било.

Но богу молитву тогда я принес,
И он мне спасителем был:
Торчащий из мглы я увидел утес
И крепко его обхватил;
Висел там и кубок на ветви коралла:
В бездонное влага его не умчала.

И смутно все было внизу подо мной
В пурпуровом сумраке там;
Все спало для слуха в той бездне глухой;
Но виделось страшно очам,
Как двигались в ней безобразные груды,
Морской глубины несказанные чуды.

Я видел, как в черной пучине кипят,
В громадный свиваяся клуб,
И млат водяной, и уродливый скат,
И ужас морей однозуб;
И смертью грозил мне, зубами сверкая,
Мокой ненасытный, гиена морская.

И был я один с неизбежной судьбой,
От взора людей далеко;
Один, меж чудовищ, с любящей душой,
Во чреве земли, глубоко
Под звуком живым человечьего слова,
Меж страшных жильцов подземелья немова.

И я содрогался... вдруг слышу: ползет
Стоногое грозно из мглы,
И хочет схватить, и разинулся рот...
Я в ужасе прочь от скалы!..
То было спасеньем: я схвачен приливом
И выброшен вверх водомета порывом».

Чудесен рассказ показался царю:
«Мой кубок возьми золотой;
Но с ним я и перстень тебе подарю,
В котором алмаз дорогой,
Когда ты на подвиг отважишься снова
И тайны все дна перескажешь морскова».

То слыша, царевна с волненьем в груди,
Краснея, царю говорит:
«Довольно, родитель, его пощади!
Подобное кто совершит?
И если уж должно быть опыту снова,
То рыцаря вышли, не пажа младова».

Но царь, не внимая, свой кубок златой
В пучину швырнул с высоты:
«И будешь здесь рыцарь любимейший мой,
Когда с ним воротишься, ты;
И дочь моя, ныне твоя предо мною
Заступница, будет твоею женою».

В нем жизнью небесной душа зажжена;
Отважность сверкнула в очах;
Он видит: краснеет, бледнеет она;
Он видит: в ней жалость и страх...
Тогда, неописанной радостью полный,
На жизнь и погибель он кинулся в волны...

Утихнула бездна... и снова шумит...
И пеною снова полна...
И с трепетом в бездну царевна глядит...
И бьет за волною волна...
Приходит, уходит волна быстротечно:
А юноши нет и не будет уж вечно.
(1797)

...Ну и, конечно же, -- "Обнимитесь, миллионы!"

@темы: даты

---

В пятницу, 13-го,

очень уместна статья под названием Страшный ужас.

@темы: всякое

---

12.11.2009 в 01:30

Пишет  Nosema:

Дрожат стены, окна звенят, как тамбурины, за окнами скрежет, рычание, вой и плач, и в бальном зале начинается паника.
Иван-царевич поднимает взгляд от тарелок:
- Все хорошо! - кричит он. - Это мой лягушонок в коробчонке едет!
Застрявших в дверях гостей вталкивает обратно с негромким "чпок"; в перекошенный проем входит Маугли.
По крайней мере, он одет. Иван-царевич смотрит в тарелку и неохотно думает: "Ох".

---

Правда жызни.

@темы: фсякое смешное, картинки

---

У Яцека Йерки есть такая картинка:



А у Лорки есть такое стихотворение:

Сомкнулся лес столетний
над городком,
но сам тот лес столетний
растет на дне морском.

Посвистывают стрелы
и там и тут.
И в зарослях кораллов
охотники бредут.

Над новыми домами
гул сосен вековой
с небесной синевою,
стеклянной и кривой.

Это старый перевод (Гелескула), но мне он нравится больше, чем новый (его же), вот этот:

Извечный гул сосновый
стоит над городком,
но сами эти сосны
давно на дне морском.

Свистят в округе стрелы,
и войско при щитах,
но битва заблудилась
в коралловых кустах.

И только отголоски
лесные сберегло
морского небосклона
волнистое стекло.

Вообще-то это тоже хорошо, но старый перевод к оригиналу как-то ближе. А картина ближе к переводам: в оригинале не сосны, а дубы, дубовая роща -- encinar.

El bosque centenario
penetra en la ciudad
pero el bosque está dentro
del mar.

Hay flechas en el aire
y guerreros que van
perdidos entre ramas
de colar.

Sobre las casas nuevas
se mueve un encinar
y tiene el cielo enorme
curvas de cristal.

@темы: картинки, FGL

---

Возвращаясь к Гинзбургу

Лауреат Нобелевской премии Виталий Гинзбург, скончавшийся 8 ноября, был не только выдающимся физиком, но и общественным деятелем, защищавшим своим авторитетом атеистическое мировоззрение. Пожалуй, из российских ученых с мировым именем и непререкаемой харизмой он был единственным, кто осмеливался, говоря пафосно, возвышать свой голос против тотальной клерикализации государства и общества.

@темы: политическое

---

Гибсон около запертой ограды, смотрит оттуда на место раскопок. Внутрь не пускают никого, и его в том числе. Кто-то из журналистов попробовал уговорить охранника: "Если бы не этот человек, и эти работы бы здесь не велись..." "Ничего не знаю", -- ответил охранник. В общем, не велено -- и всё. И мне это очень нравится. Очень. Честно говоря, я не ожидала, что эта самая конфиденциальность эксгумации будет на самом деле так строго соблюдаться, как обещали. Но вот, тем не менее. Почти две недели, с 28 октября, вообще царило полное и абсолютное молчание в СМИ -- по крайней мере, я не могла обнаружить никакой информации. Вот только сегодня появилось хоть что-то -- хоть вот этот печальный Гибсон у решетки.

Но ничего нового так и не сообщают. Ведутся работы -- вот и всё. "К каким-то выводам можно будет прийти только тогда, когда закончатся все этапы работ". Этапов этих три. Первый -- собственно поиск останков и их эксгумация; второй -- антропологическая экспертиза; и третий -- генетическая экспертиза (по ДНК). Исследование по ДНК будет проводиться только в том случае, если на это дадут согласие родственники. По этому поводу информация противоречивая: сначала (еще до начала раскопок) писали, что родные Лорки дали согласие на эту экспертизу; позже появилось сообщение, что они не хотят, чтобы ее проводили; еще позже -- что они решат, согласны ли они, в зависимости от хода работ. В общем, пока с этим, насколько я поняла, еще не ясно.

Впрочем, до этого еще далеко. Идентификация останков будет проводиться, по предварительным расчетам, после рождественских праздников. А пока -- пока они копают. Копают медленно и тщательно, вручную, без использования какой бы то ни было техники -- кирками и лопатами: чтобы не повредить останки и не пропустить каких-нибудь мелких деталей. Важно может быть все, вплоть до пуговицы.

Вот один из немногих имеющихся в Сети снимков места раскопок. Навес, защищающий от дождя, и металлические ограждения, защищающие от любопытных глаз.



Хорошо, что фотографий практически нет. Хорошо, что заперта решетка и стоит охрана. Хорошо, что сделали какую-то ограду. Жалкие утешения, но всё-таки хоть что-то. Хоть что-то.

@темы: FGL

---

Черный день,

который начался вот с этого: Скончался российский нобелевский лауреат академик Виталий Гинзбург

Умер последний человек, осмеливавшийся в наши дни публично бороться с религией, открыто противостоять наползающему на страну средневековому мраку. Пока он был жив, пока звучал этот голос, называвший вещи своими именами, всё еще казалось как-то не совсем безнадежным.

Невосполнимая потеря. Светлый ум, талант, мужество в отстаивании своих убеждений... Светлая Вам память, Виталий Лазаревич.

@темы: in memoriam

---

Связные сны снятся мне крайне редко. Обычно какие-то перепутанные обрывки-отрывки, по пробуждении мгновенно улетучивающиеся. А таких, чтобы с последовательным сюжетом, который можно было бы запомнить и пересказать, -- таких снов всего несколько за всю жизнь и было. Один вот -- сегодняшней ночью.

Снился серый осенний день -- такой, как сегодня. Я стою в каком-то московском переулке, рядом с домом – старым, каменным, этажей в пять-шесть. Просто стою, жду – чего-то? кого-то? Переулок пуст, ни души. Мокро, тихо, серо. Я курю, смотрю в ту сторону, где переулок выходит на большую улицу. В какой-то момент оттуда появляется, сворачивает, некая еще плохо видная мне фигура. Приближаясь, фигура оказывается молодым парнем, одетым во что-то вроде телогрейки. В одной руке он несет лестницу, приставную, деревянную. Другой рукой прижимает к себе какой-то – сразу не поймешь – сверток? рулон? Парень останавливается метрах в десяти от меня, приставляет к стене соседнего дома лестницу, взбирается на нее. Разворачивает рулон – это длинная полоса ткани. Он прикрепляет один ее конец к стене (там, видно, вбиты какие-то крюки). Слезает с лестницы, переходит на другую сторону переулка, опять приставляет лестницу к стене -- вешает растяжку. Красная ткань, белые буквы. Я и сейчас их вижу. «Да здравствует 2-ая годовщина Великого Октября!» Коммунисты празднуют, -- думаю я.

Парень на лестнице, отклонившись, насколько можно, назад, смотрит на дело своих рук.
-- Глянь-ка, -- кричит он мне, -- ровно?
Несколько удивленная этим «ты», я кричу в ответ:
-- Да ровно-то ровно...
Парень слезает с лестницы, подходит ко мне, смотрит на растяжку и удовлетворенно подтверждает:
-- Вроде ровно.
Совсем мальчишка, лет двадцати. Я почему-то сразу чувствую себя с ним совершенно свободно, больше не коробит это обращение на «ты», и я продолжаю:
-- Ровно-то ровно, да что написано-то?
-- А что? – спрашивает он.
-- Да ты не видишь, что ли?
-- А что я видеть должен?
-- Ты читать-то умеешь?
И вдруг – неожиданно-серьезное:
-- Умею.
-- Ну ты ошибку-то видишь? Как же это вы?
-- Да это не я писал, меня просто повесить послали. А где ошибка?
-- Глаз у тебя, что ль, нет? Девятка же пропущена.
Я ожидала чего-то вроде «Вот, блин...», но услышала:
-- Какая девятка?
Может, он умственно неполноценный какой-нибудь? А я к нему пристаю. Да нет, совершенно нормальный парень. Умные глаза.
-- Перед двойкой. Девятки-то нет перед двойкой.
-- Да какая девятка? Ты чего?
Смеется, что ли? Но он совершенно серьезно переспрашивает:
-- Какая девятка? Зачем?
-- Что значит зачем? Ну прочитай-ка вслух.
-- Да здравствует вторая годовщина Великого Октября, -- старательно читает он.
-- Вот именно. Дошло теперь?
-- Да что дошло-то? – он уже нервничает.
-- Господи, -- говорю я. – Ты что, сам себя не слышишь? Вторая годовщина.
-- Так что неправильно-то?
-- Ну вы девятку написать забыли, -- я тоже теряю терпение, -- вот у вас вторая годовщина и получилась.
-- Чего-то не пойму, -- говорит он. – А какая же она, по-твоему? Революция-то когда была?
-- Революция была в одна тыща девятьсот семнадцатом году.
-- Ну, -- говорит он.
-- Что «ну»? – говорю я.
-- Ну прибавь к семнадцати два – как раз и получится.
-- Что получится? – я уже не понимаю, что происходит. Он не даун, и он не шутит.
-- Нынешний год получится! – неожиданно рявкает он. – Ты что, пьяная, что ль, гражданочка?
-- Это как же у тебя, гражданин, -- передразниваю я, -- нынешний год получится, если к семнадцати два прибавить? Кто из нас пьяный? У нас какой год-то сейчас?
-- У нас, -- он язвительно подчеркивает это «у нас», -- с утра девятнадцатый был. А какой у вас, я не знаю. Вы, может (это он уже мне – «вы»), все еще году в шестнадцатом обретаетесь. Или вообще в тринадцатом? Трехсотлетие дома Романовых, а, барынька?
-- Подожди, -- говорю я, чувствуя, что губы не слушаются. – Подожди. Что ты сказал?
-- Что слышала, то и сказал. Ишь, лозунги ей наши не нравятся! Год ей не тот! Ваши годы кончились, наши настали...

Он говорит еще что-то, громко, возмущенно. Но я не слышу. Я ничего не слышу. Я смотрю под ноги, и там, под ногами, – булыжник. Не декоративная брусчатка, не тротуарная плитка, а настоящий булыжник – неровные грязные камни. Я не могу отвести взгляд от этого булыжника, которого не может быть, которого не осталось в Москве, который был там, тогда, в девятнадцатом году -- здесь, сейчас, в девятнадцатом году.

Я чувствую, что ноги подкашиваются, они как ватные стали, не держат. И, чтобы не упасть, пытаюсь схватиться за стену дома – именно так, не прислониться к ней, а почему-то ухватиться за нее. Я так хорошо помню – вот сейчас помню – этот жест, это движение руки назад, за спину. И так же ясно помню ясную мысль: "Это не сон. Я не сплю. Это правда. Это правда девятнадцатый год..."

На каковой мысли и просыпаюсь.

Вот такой сон нынче сочинили для меня там, где сочиняют сны. Зачем-то. Ну, может, там у них так играют, развлекаются так.

@темы: FGL, всякое

---

Нью-Йорк, 1929

Горгулья на башне Крайслер-билдинг.

СЛЕПАЯ ПАНОРАМА НЬЮ-ЙОРКА

Если это не птицы,
покрытые гарью,
если это не стоны, громящие окна свадьбы,
тогда это, верно, хрупкие дети ветра,
которые свежей кровью поят заскорузлый
сумрак.
Нет, это не птицы,
потому что мгновенье -- и птицы станут волами;
это могут быть камни, белые в полнолунье,
и всегда -- это дети, истекшие кровью
до того, как судья приподнимет завесу.
Все знают боль, которая дружит со смертью,
но боль настоящая не обитает в душах,
и в воздухе нет ее, и нет ее в нашей жизни,
и в этих задымленных кубах.
Настоящая боль,
та, что все заставляет проснуться, --
это крохотный, вечно горящий ожог
в безвинных глазах неизвестных миров.

Забытые платья так давят на плечи,
что небо порой их сгоняет в шершавое стадо.
А умершие от родов узнают перед смертью,
что каждый шум -- это камень, и каждый след --
это сердце.

Мы забываем, что есть у мысли задворки,
где заживо съеден философ червями и сбродом.
Но слабоумные дети отыскивают по кухням
маленьких ласточек на костылях,
знающих слово "любовь".

Нет, это не птицы.
Птицы не воплощают мутный озноб болота.
И это не жажда зверства, гнетущая ежечасно,
не лязг самоубийства, бодрящий нас на рассвете.
Это воздушный взрыватель -- и весь мир
в нас становится болью,
это атом живого пространства, созвучного
скорости света,
это смутная лесенка, где облака отдыхают
от вечного гвалта, бурлящего в бухтах крови.
Сколько искал я
этот ожог, никому не дающий заснуть,
а находил лишь матросов, распятых на парапете,
и хрупких детенышей неба, засыпанных снегом.
А настоящая боль оставалась где-то,
где каменели рыбы, внутри бревна задыхаясь,
на пустошах неба, чуждого древности статуй
и пламенной дружбе вулканов...
(Перевод А. Гелескула)

@темы: FGL, Poeta en Nueva York

---

"Маэстро занят -- тоскует", -- говаривали журналисты о Хименесе.

"...обещаю ее тебе, обнищаю, но не обману".

@темы: всякое

---

* * *
Ужасен холод вечеров,
Их ветер, бьющийся в тревоге,
Несуществующих шагов
Тревожный шорох на дороге.

Холодная черта зари --
Как память близкого недуга
И верный знак, что мы внутри
Неразмыкаемого круга.

@темы: cтихи

---

Подлый край, с его зевотой и мольбою,
дряхлый, шулерский, печальный и болтливый,
подлый край, покорный богу, -- и бодливый,
если вздумает работать головою;
в нем надолго обожателям сгодится
освящавшийся веками храм традиций...

От Вчера пустого Завтра зря родится --
дай нам, Боже, чтоб оно коротким было! --
что-то вроде палача и проходимца,
исполнителя болеро и дебила --
омерзительным никчемное продлится.
Как опившийся вином, в припадке рвоты
солнце красное замазало кирпичным,
бурым колером гранитные высоты,
и восхода тошнотворные красоты
все в закате есть, слащавом и практичном...

Просто чтобы немного душу отвести -- совместно с Мачадо.)

@темы: Испания, всякие мысли

---

Когда читаю цветаевские восторги по поводу Пастернака, мне перед ней неловко))) за то, что не могу ими проникнуться. Перечитываю эти пастернаковские строчки, которые она приводит и которыми восхищается, -- и ничего решительно не чувствую. Не воспринимаю его -- совсем.

Я люблю и высоко ценю ее (и высоко ценю ее оценку) -- и вот, тем не менее... Это лишний раз доказывает, что наши литературные предпочтения -- одна из тех глубинных вещей, которые как бы саму суть человека составляют и которые никак нельзя ни объяснить, ни -- в угоду кому-то, пусть даже самому уважаемому, -- изменить.

@темы: литературное, всякие мысли

---

Он настоящий! (с)

Это я сегодня Каренину читаю.) Открыла посмотреть одно место, цитату, -- ну и провалилась с головой, конечно.))

@темы: литературное

---

Третий день молчат. Главное, обо всех этих подготовительных работах, которые в последнюю неделю шли, рассказывали в деталях и подробностях: огораживают место раскопок, делают навес над ним, и т.д. И вот последняя информация 28-го от Associated Press: началась окончательная разметка поверхности и расчистка почвы. "El trabajo de excavación ha comenzado. No puedo decir más" -- "Раскопки начались. Больше ничего я сказать не могу". (Одна из археологов.)

И на этом -- всё. Замолчали наглухо. Вообще-то отсутствие лишней болтовни -- это хорошо. Это вселяет надежду на то, что действительно будут соблюдаться те "приватность", "конфиденциальность" и "уважение к чувствам родных", о которых постоянно твердят власти. Тем, кто участвует в раскопках, запрещено иметь с собой не только камеры, но даже мобильные телефоны -- ничего, чем можно было бы снимать. (Будет вестись только "официальная" съемка.) Это радует.

Неизвестно, работают ли они в выходные. Но, в любом случае, какая-нибудь новая информация появится, скорее всего, в понедельник, не раньше.

...И поэтому не стоит каждый час тыкаться во все СМИ.)

@темы: FGL