"В саду май, а в сердце моем октябрь", как перевела Н.Р. Письмо к Адриано дель Валье, май 1918-го.
читать дальшеVeo delante de mí muchos problemas, muchos ojos que me aprisionarán, muchas inquietudes en las batallas del cerebro y corazón y toda mi floración sentimental quiere entrar en un rubio jardín y hago esfuerzos porque me gustan las muñecas de cartón y los trasticos de la niñez, y a veces me tiro de espaldas al suelo a jugar a comadricas con mi hermana la pequeñuela (es mi encanto) ..., pero el fantasma que vive en nosotros y que nos odia me empuja por el sendero. Hay que andar porque tenemos que ser viejos y morirnos, pero yo no quiero hacerle caso ... y, sin embargo, cada día que pasa tengo una idea y una tristeza más.
За мной следит тысяча глаз, многое мучит меня и требует решения, ум мой в разладе с сердцем, и всей душой я стремлюсь укрыться в светлом саду -- ведь мне по-прежнему нравятся картонные куклы и детские игры, а случится -- и катаюсь по полу, забавляя младшенькую сестренку (моя отрада!)... но призрак, гнездящийся в каждом из нас, -- как он нас ненавидит! -- толкает меня в спину и велит идти. Надо идти, раз мы все должны состариться и умереть, но я не хочу думать об этом... и все же думаю, что ни день -- думаю и печалюсь все больше.
Точная дата неизвестна, и вполне возможно, что он это писал в самый день смерти своего любимого Дебюсси, который умер в Париже 25 мая 1918 года.
...чтоб жить без просыпу, как пьяный: залпом и на пол, чтоб тикали ночью часы, чтобы кран этот капал, чтоб капля за каплей, чтоб цифры, чтоб рифмы, чтоб что-то, какая-то видимость точной, срочной работы...
Так вот, мы сидели с Гелескулом и смотрели первую или вторую верстку, сейчас не помню. Он правил чужие переводы и предлагал мне заняться тем же самым. Я сидел, потел, жался, а он делал это по-моцартовски: казалось, это не составляло ему абсолютно никакого труда. Я впервые в жизни видел, что сочинять гениальные стихи может не составлять никакого труда. Он человек необыкновенно талантливый, может быть, даже гениальный. Это вещь редкая в переводе, чрезвычайно редкая, чтобы гениальный поэт себя тратил на переводы. А он занимается исключительно переводами. Ходят слухи, что у него были когда-то свои стихи, но никто их не видел, даже самые близкие к нему люди.
Кроме того, мне казалось, что надо работать на то, на что Пушкин в свое время жаловался: что «русский еще не есть язык мысли, язык мысли слабоват в России». Мне казалось, что во второй половине 1980-ых – 1990-ых годах надо работать над этими вещами.
Л.Б.: А что это значит, «язык мысли слабоват»?
Б.Д.: Я стал довольно много переводить интеллектуальной эссеистики, чтобы вырабатывалось в языке умение говорить о разного рода философских, метафизических, исторических, социологических тонкостях, то есть вырабатывать новые возможности для интеллектуального русского языка. Это не были работы строго социологические – я почти этого не переводил. Меня интересовала в этом смысле работа над языком образованного сообщества, расширение его и новые формы. В России ведь не очень популярна была эссеистика. Хотя русский роман и ломает все формы классического романа, но чистой эссеистики в России довольно мало, поскольку с принципом субъективности плоховато в России. Субъективность никогда в этом смысле не считалась крупным интеллектуальным достижением, не считалась чем-либо значимым. Всегда значимыми были «народ», «почва», «коллектив», «нация», «язык» как коллективная сущность, а собственно принцип субъективности, на котором в первую очередь европейская и западная цивилизация стоит, это было сравнительно слабо развито в русском языке. Слабо развит он и по сей день.
Мне этого не хватает в русском языке, поэтому я старался работать еще и в этом направлении.
Тут он показывает, как Акакий Акакиевич сделан. Из таких вот кусочков.))
..."Шинель" так пока и не доснята, насколько я знаю. А ведь начал он давным-давно. В первый раз я увидела ее фрагменты где-то в конце восьмидесятых, на встрече с Норштейном, где он показывал рабочий материал.
"Черный четверг" -- крах Нью-Йоркской фондовой биржи (обвальное падение стоимости ценных бумаг). Начало Великой депрессии, которая вызвала массовую безработицу (к 1932 году ее уровень достиг почти 25 процентов) и, соответственно, волну самоубийств...
"Я собственными глазами видел последний крах на нью-йоркской бирже: акции упали в цене, и пропали сотни миллионов долларов. Водоворот медленно уносил мертвые деньги в море... Самоубийства, истерики, обмороки... никогда я еще не видел смерть так близко -- воочию, такой, как она есть: безысходная тоска и более ничего".
Письмо родителям, в котором Лорка рассказывает обо всём этом: толпы отчаявшихся людей в центре города (пишет, что сам был в толпе), плачущие женщины, "algunos grupos de judíes daban grandes gritos y lamentaciones por las escaleras y las esquinas..." -- "группы евреев, кричащие и жалующиеся на лестницах и на перекрестках..."
"...Это лучшее место, ручаюсь. Пляс на цифрах и крови, под вихрем монет среди безработных, которые в полночь будят воем твое беспросветное время, обесчещенный край одичанья, страна на границе снегов..."
читать дальше"Город в бессоннице" (Ciudad sin sueño) был написан тоже в октябре 29-го, после "Детства и смерти". Вернее, можно, наверное, сказать, что они писались практически параллельно. К такому выводу можно прийти, посмотрев на рукопись:
Сверху -- заголовок "Infancia y muerte" и две первые строки этого стихотворения. Потом все это зачеркнуто, поставлен другой заголовок -- "Vigilia" ("Ночное бдение") и под ним написаны те же две строки (с некоторой правкой во второй). Потом они, опять же, зачеркнуты, и под ними:
"No duerme nadie por el cielo. Nadie, nadie. No duerme nadie. Las criaturas de la luna huelen y rondan sus cabañas..."
Никому не уснуть в этом небе. Никому не уснуть. Никому. Что-то выследил лунный народец и кружит у хижин...
То есть начало "Города в бессоннице" -- окончательное уже начало,) именно то, которое мы сейчас знаем. А сначала, значит, он хотел в качестве первых строк этого стихотворения использовать те, которые стали первыми в "Детстве и смерти". Вернее, не совсем те. Первая строка "Детства" звучит так: "Para buscar mi infancia, ¡Dios mío!.." -- "Чтобы искать мое детство..." А здесь, в рукописи, -- "Para buscar el día de ayer..." -- "Чтоб искать вчерашний день". И вторая строка там -- "comí naranjas podridas, papeles viejos, palomares vacíos", а здесь -- "me busca una naranja podrida y un pico de ruiseñor" ("я ищу гнилой апельсин и клюв соловья"). Но это -- явно вариант тех самых строк, из "Детства и смерти". Значит, у него была мысль начать ими "Город в бессоннице"? И заголовок первоначально был другим. Но потом он энергично) зачеркнул эту Vigilia и написал -- другим карандашом -- окончательное Siudad sin sueño, "Город без сна", а еще дописал подзаголовок -- Nocturno de Brooklyn Bridge, "Ноктюрн Бруклинского моста".
ГОРОД В БЕССОННИЦЕ
(Ноктюрн Бруклинского моста)
Никому не уснуть в этом небе. Никому не уснуть. Никому. Что-то выследил лунный народец и кружит у хижин. Приползут игуаны и будут глодать бессонных, а бегущий с разорванным сердцем на мостовой споткнется о живого каймана, равнодушного к ропоту звезд.
Никому не уснуть в этом мире. Никому не уснуть. Никому. Есть покойник на дальнем погосте, -- он жалуется три года, что трава не растет на коленях, а вчера хоронили ребенка, и так он заплакал, что даже созвали собак заглушить его плач.
Не сновидение жизнь. Бейте же, бейте тревогу! Мы падаем с лестниц, вгрызаясь во влажную землю, или всходим по лезвию снега со свитой мертвых пионов. Но нет ни сна, ни забвенья. Только живое тело. Поцелуй заплетает губы паутиной кровавых жилок, и кто мучится болью, будет мучиться вечно, и кто смерти боится, ее пронесет на плечах. <.......>
(Перевод А. Гелескула)
"Приползут игуаны и будут глодать бессонных..." Нет смысла приводить оригинал -- переведено практически дословно. А вот эту картинку привести смысл, мне кажется, есть.
Это, понятное дело,) Босх. Фрагмент "Семи смертных грехов". Ясно видно -- и справа, и слева -- ползущих, всползающих ящероподобных существ. Ползут они с явной целью поучаствовать в наказании грешников (в том числе вот тех, в постели, которым уж точно не до сна): кусать, грызть, глодать.
Картина эта находится в Прадо, и Лорка ее, безусловно, видел. Вполне вероятно, что она могла быть одним из источников этого образа, этих игуан. И, возможно, мрачные фантасмагории Босха "наложились" на собственные, еще из детства, страхи. Ящерицы, грызущие плоть, появятся и в пьесе "Когда пройдет пять лет":
КОШКА. Разве нас закопают? МАЛЬЧИК. В ямы. Ямы темные -- ни просвета. Все стихают, и все вздыхают. Но уходят. Я видел это. А потом... ты знаешь. КОШКА. Не знаю. МАЛЬЧИК. Нас съедят. КОШКА. Но кто, ради бога? МАЛЬЧИК. Ящер с ящеркой и семейством -- а детей у них, киска, много!
Но "Когда пройдет пять лет" он напишет позже. А пока еще на дворе -- октябрь 29-го...))
...Очарования нижеследующей истории добавляет то, что всех трех задействованных в ней персонажей звали Ленами. Не то что бы это несло в себе какой-нибудь дополнительный смысл, нет. Просто это как-то мило. Ну и то сказать -- красивое имя. Главное, редкое. (с)
Итак, одна из Лен была рассказчицей, а две другие -- объектом повествования.
"Есть у меня две подружки, -- рассказывала мне как-то эта Лена. -- Их обеих тоже Ленками зовут. Одна замужем, а другая нет. Но замуж хочет отчаянно. И вот Ленка замужняя поучает незамужнюю Ленку: "Ты, Лена, неправильно себя с мужчинами ведешь. Ты какая-то слишком... наступательная. Настойчивая слишком какая-то. А мужчины таких не любят. Мужчины любят нежных, женственных. Вот, например, я. Как я себя со своим будущим мужем вела? Он приходит ко мне, а я вся такая женственная-женственная, ласковая такая. И в квартире пирогами пахнет. И я его этими пирогами кормлю. А еще я..." -- и следуют дальнейшие примеры правильного поведения с мужчинами, подробные советы и т.д. Завершается всё это наставительным: "Вот, Лена. Вот так я и вышла замуж!" Долгая пауза и, с тяжелым вздохом: "А теперь что ж... Не выгонишь..."
Прекрасна она всегда, конечно. Но вот сейчас как-то особенно.
По непроходимой наивности своей полагаешь, что хотя бы в эти дни можно было бы как-нибудь... хоть немного сдержаться.
Глупости какие. Напротив, замечательный информационный повод. Замечательный информационный повод для обсуждения, например, такой волнующей темы, как доходы наследников. "Ведь каждый день где-нибудь в мире издаются какие-нибудь произведения Л. Число его переводов на иностранные языки превысило число переводов Сервантеса. А они-то вот сколько процентов имеют от этого. Мультимиллионеры!"
Считать деньги в чужих карманах -- и само по себе занятие весьма достойное. А когда это производится, так сказать, над практически уже раскрытой могилой...
Когда вижу в магазине шекспировские сонеты, всегда подхожу, беру книжку и смотрю, в чьем они переводе. И практически всегда -- либо Маршак, либо Пастернак. И практически никогда -- Александр Финкель. Что неправильно, по-моему.
Александр Моисеевич Финкель -- переводчик, лингвист, автор учебников, профессор Харьковского университета. А в молодости, когда он еще не был профессором,) он был одним из соавторов знаменитого сборника пародий "Парнас дыбом".
Его переводы сонетов у меня в сборнике "Шекспировские чтения" за 1976 год. Вот несколько любимых.
У льва, о Время, когти извлеки, Оставь земле сжирать детей земли, У тигра вырви острые клыки, И феникса в его крови спали! Печаль и радость, тьму и блеск зари, Весну и осень, бег ночей и дней, -- Что хочешь, легконогое твори, Но одного лишь делать ты не смей: Не смей на лике друга моего Вырезывать следы твоих шагов; Пусть красота нетленная его Пребудет образцом для всех веков! Но можешь быть жестоким, злой Колдун, В моих стихах он вечно будет юн.
Сонет 29
Когда, людьми и счастьем обойден, Не знаю я, что делать мне с собой, -- В глухое небо тщетно рвется стон, И горько плачу над своей судьбой. Я завистью нещадною томим К чужой надежде, участи, друзьям, К уму, таланту, доблестям чужим, Себя за это презирая сам. Но стоит лишь мне вспомнить о тебе -- С земли угрюмой сердцем я взлечу Навстречу солнцу, благостной судьбе, Как жаворонок, к светлому лучу. Твоей любви, моей мечты о ней Я не отдам за троны всех царей.
Сонет 71
Когда умру, недолго плачь, -- пока Не возвестит протяжный звон церквей, Что из худого этого мирка Я перебрался в худший -- мир червей. Увидишь ты стихи мои -- молю: Забудь о том, кто их писал любя. Ведь легче мне -- я так тебя люблю - Забытым быть, чем огорчить тебя. О, если эти строки невзначай Дойдут к тебе, когда истлею я, Об имени моем не вспоминай, -- Пускай со мной умрет любовь твоя. Чтоб свет не видел, как тоскуешь ты, И мы не стали жертвой клеветы.
И проверочный)) 66-й (его-то уж все помнят).
Устал я жить и умереть хочу, Достоинство в отрепье видя рваном, Ничтожество - одетое в парчу, И Веру, оскорбленную обманом, И Девственность, поруганную зло, И почестей неправых омерзенье, И Силу, что Коварство оплело, И Совершенство в горьком униженье, И Прямоту, что глупой прослыла, И Глупость, проверяющую Знанье, И робкое Добро в оковах Зла, Искусство, присужденное к молчанью. Устал я жить и смерть зову скорбя. Но на кого оставлю я тебя?!
Я так понимаю, что пора уж выпускать бюллетени о состоянии здоровья Яна Гибсона. На днях он рассказал о том, что, когда открыл газету, где была фотография могилы (имеется в виду изображение, полученное георадарами), с ним чуть не случился инфаркт. А еще раньше он поведал, что, если бы он увидел своими глазами останки, сердце его не выдержало бы. "И это, -- счел он нужным добавить, -- не просто фигура речи".
Ну да, ну да. Человек, сердце которого рвется от горя и скорби, обычно ведь всегда сообщает об этом urbi et orbi через СМИ. Чтоб вся ойкумена была в курсе его страданий.
Свободу носкам! Я придумал еще один способ сделать мир лучше. Кликаем на картинку и узнаем! Согласитесь, мои дорогие, что парность носков -- это большая проблема. Носки очень часто разлучаются в стиральной машине и при других драматических обстоятельствах, а бывает так, что один носок рвется, когда второй еще в полном расцвете сил. Несомненно, есть такие носки, которые созданы друг для друга, и разлучать их нехорошо. Но есть и другие носки, излучающие самостоятельность. Он не думают, что если их первая пара оказалась ненадежной, все кончено навсегда. Может быть, они даже сознательно стремятся пробовать новое.
Так вот я думаю, что одинаковые носки -- это предрассудок. Давайте видеть в каждом носке свободную личность. Разумеется, это не означает, что любой носок должен подходить к другому. К выбору всегда стоит подходить с тщанием и творчески. Пара -- это союз разных, но равных! Только так мы сможем создать для носков гармоничный мир! Давайте носить любые, разнообразные носки, и пусть рамок станет меньше! Я думаю, в будущем могут возникнуть дизайнерские линии свободных единичных носков, стили и направления сочетаемости носков и прочее. Свободу носкам!
Давай, говорит земля, кровь смешаем и сестрами будем. И никогда не расстанемся? - уточняет луна; и земля отвечает: мы и так ведь не расстаемся. Нож у луны кривой, изогнутый, острый, кровь соленая и густая, не течет, а шлепается на поверхность земли, и не сворачивается - соленые лужи, соленые озера, соленые моря, земля под кровью задыхается от ужаса, а луна все бледнее, все прозрачнее. Чем кровь-то остановить? - в панике шепчет земля, гремит аптечкой, ищет бинты и пластыри, на всякий случай шепотом уговаривает нож обратно рану забрать; оглядывается - и не находит луну, только нож, кривой, изогнутый, висит в воздухе; потом и он исчезает. Вся кровь на земле волнуется. Луна! - в панике шепчет земля. - Где ты? Никогда себе не прощу!.. Луна выходит из тени, и руки у нее ледяные. Вся кровь на земле - всхлипывает.
...и коверкает нынче писец на бумаге тот язык, что прославил навек Кальдерон.
читать дальшеВ университете была у меня подружка из Мексики. Я ее периодически просила мне что-нибудь почитать по-испански, какой-нибудь текст, чтоб язык послушать. А однажды попросила о том же самом другую испаноязычную девочку, из Перу. Дала ей какую-то книжку. Она читает, я слушаю... Тут в двери (я к двери лицом, перуанка -- спиной) появляется моя мексиканская подруга -- и замирает с выражением животного ужаса на лице. И начинает делать мне какие-то масонские знаки. Мотает головой, машет руками и чуть ли не ногами. Я ничего понять не могу. Перуанка уходит, я у подружки спрашиваю: -- Ты чего это делала?" Она: -- Это ТЫ чего делала? -- Как чего? Слушала, как она читает. -- Ты с ума сошла! Ты что, не слышишь, КАК она говорит?! -- А как она говорит? По-испански она говорит. -- ЭТО -- НЕ испанский!!!
В Перу сильнее индейское влияние, конечно, "индейская составляющая". К тому же мексиканка была, что называется, из хорошей семьи. Перуанская-то девочка была попроще.)
Но всё равно, мне было так обидно за нее, за перуанку. Она так старалась! Так выразительно читала!..))