четверг, 02 июля 2009
среда, 01 июля 2009
Михаил Ковальчук, директор Курчатовского института, член-корреспондент РАН:
"Утечка мозгов — исключительно позитивное явление. Пусть они сидят там и цементируют нашу связь с мировой наукой. Они являются нашими резидентами".
Павел Флоренский, профессор Российского государственного университета нефти и газа:
"Чудесные явления могут повлиять на ход исторических событий. Во время последних событий в Южной Осетии, когда армии стояли друг против друга, готовые к контактному бою, грузины задрали головы вверх, потом развернулись и побежали с поля боя. Рассказывали, что в небе над храмом появился силуэт женщины. Русские подумали, что это Богородица, грузины - что святая Нина. Чудесное явление предотвратило кровопролитие между православными народами".
Отсюда.
"Утечка мозгов — исключительно позитивное явление. Пусть они сидят там и цементируют нашу связь с мировой наукой. Они являются нашими резидентами".
Павел Флоренский, профессор Российского государственного университета нефти и газа:
"Чудесные явления могут повлиять на ход исторических событий. Во время последних событий в Южной Осетии, когда армии стояли друг против друга, готовые к контактному бою, грузины задрали головы вверх, потом развернулись и побежали с поля боя. Рассказывали, что в небе над храмом появился силуэт женщины. Русские подумали, что это Богородица, грузины - что святая Нина. Чудесное явление предотвратило кровопролитие между православными народами".
Отсюда.
 | |
 |  |
 |  |
 |  |
 | |
 | |
 | |
 | |
 | |
 | |
Нда. Ну, собственно, оно приблизительно соответствует и моим школьным оценкам.
А если еще вспомнить, сколько лет после этой школы прошло... Не, лучше не вспоминать.)))
Купила-посмотрела "Сыщика" (ну то бишь "Slueth") с Майклом Кейном и Джудом Лоу. Фильм позапрошлого года, но я его не видела. А что ж, понравился мне этот театр двух актеров.) А что там ближе к концу будет, как сейчас говорят, слэш,) поняла я еще в самом начале. Электричество-то между ними сразу чувствовалось.
Кадр из фильма:
читать дальше
Кадр не из фильма: ))
читать дальше
Кадр из фильма:
читать дальше
Кадр не из фильма: ))
читать дальше
понедельник, 29 июня 2009
Завораживают меня круглые даты.) Они как будто точки опоры в потоке времени, что ли.
Отвлекусь от 1929-го ради 1919-го -- от восьмидесятилетия к совсем уж почтенному девяностолетию.)
В 19-м Ф. Гарсиа Лорка написал немало разнообразных стихотворений.
Они вошли в первую его книгу стихов, которая так и называется -- "Книга стихов".
Попурри из 1919-го.
читать дальше
Отвлекусь от 1929-го ради 1919-го -- от восьмидесятилетия к совсем уж почтенному девяностолетию.)
В 19-м Ф. Гарсиа Лорка написал немало разнообразных стихотворений.
Они вошли в первую его книгу стихов, которая так и называется -- "Книга стихов".Попурри из 1919-го.
читать дальше
воскресенье, 28 июня 2009
Imaginary, рада приветствовать, если я не ошибаюсь, коллегу.) Вы ведь будущий редактор, если я правильно поняла? Или скорее издатель?
Поскольку у вас в интересах имеются виноградники, то вот такой вот для вас -- солнечный испанский.) Только автора не знаю, к сожалению.
читать дальше
Поскольку у вас в интересах имеются виноградники, то вот такой вот для вас -- солнечный испанский.) Только автора не знаю, к сожалению.
читать дальше
суббота, 27 июня 2009
Премьер Владимир Путин, комментируя поступок финского консула Пиетиляйнена, сказал, что «если он пренебрегает своими служебными обязанностями и выше этих обязанностей ставит свои личные представления о гуманитарной стороне дела, то тогда ему место не на государственной, а тем более — дипломатической службе, а в церкви. Пускай идет туда и там работает». Ну, сказал и сказал, но вскоре после заявления премьера информагентства распространили комментарий представителя Иваново-Вознесенской епархии иеромонаха Макария, который вступил с Путиным в полемику. «Если кто-либо ставит свое понимание о гуманности или каких-либо иных материях выше законных обязанностей, возложенных на него Богом и людьми и сознательно им принятых, то в Церкви ему не место. С такой установкой место ему лишь в секте», — заявил иеромонах Макарий, и я даже не знаю, как эти слова можно прокомментировать. (Отсюда.)
А зачем их как-то комментировать? Не надо их комментировать. Они прекрасны без всяких комментариев.
А зачем их как-то комментировать? Не надо их комментировать. Они прекрасны без всяких комментариев.
пятница, 26 июня 2009
читать дальше
Через пару дней после приезда, 28 июня, Лорка пишет первое письмо из Нью-Йорка родителям – рассказывает о первых впечатлениях о городе, в частности, о вечерней Таймс-Сквер: небоскребы, сверху донизу покрытые, как разноцветными струями, электрическими огнями реклам, меняющихся в неожиданном ритме… В этом письме он называет Нью-Йорк «ciudad más atrevida y moderna del mundo» -- «самый дерзкий и современный город мира».
Таймс-Сквер, 20-е годы:
читать дальше
Нью-Йорк стихов и Нью-Йорк писем родным и друзьям – это разные Нью-Йорки, конечно. Первый – декорация к внутреннему аду, про который родителям (да и никому другому) было знать ни к чему. Второй – город как он есть, всякий-разный, в котором немало и хорошего. Ну хотя бы бродвейские театры и то, что здесь «не забывают Шекспира». Или вот, из письма Мельчору Фернандесу Альмагро: "Описывать тебе Нью-Йорк не стану. Город огромен, но выстроен для человека -- то, что издалека кажется гигантским и нелепым, на самом деле сообразно человеческим меркам".
Вообще в Нью-Йорке Лорка впервые увидел немало интересных вещей.) Например, он именно там в первый раз посмотрел звуковой фильм. А еще он видел вот такой цеппелин над небоскребами.
читать дальше
Впереди у Л. – американское лето, в котором будет много всего, в том числе и поездки в Вермонт и в горы Катскилл. Ну и главное – начнутся стихи, которые потом будут собраны в книгу «Поэт в Нью-Йорке». Первоначальный вариант названия, ставший потом названием одного из циклов, -- «Введение в смерть».
Через пару дней после приезда, 28 июня, Лорка пишет первое письмо из Нью-Йорка родителям – рассказывает о первых впечатлениях о городе, в частности, о вечерней Таймс-Сквер: небоскребы, сверху донизу покрытые, как разноцветными струями, электрическими огнями реклам, меняющихся в неожиданном ритме… В этом письме он называет Нью-Йорк «ciudad más atrevida y moderna del mundo» -- «самый дерзкий и современный город мира».
Таймс-Сквер, 20-е годы:
читать дальше
Нью-Йорк стихов и Нью-Йорк писем родным и друзьям – это разные Нью-Йорки, конечно. Первый – декорация к внутреннему аду, про который родителям (да и никому другому) было знать ни к чему. Второй – город как он есть, всякий-разный, в котором немало и хорошего. Ну хотя бы бродвейские театры и то, что здесь «не забывают Шекспира». Или вот, из письма Мельчору Фернандесу Альмагро: "Описывать тебе Нью-Йорк не стану. Город огромен, но выстроен для человека -- то, что издалека кажется гигантским и нелепым, на самом деле сообразно человеческим меркам".
Вообще в Нью-Йорке Лорка впервые увидел немало интересных вещей.) Например, он именно там в первый раз посмотрел звуковой фильм. А еще он видел вот такой цеппелин над небоскребами.
читать дальше
Впереди у Л. – американское лето, в котором будет много всего, в том числе и поездки в Вермонт и в горы Катскилл. Ну и главное – начнутся стихи, которые потом будут собраны в книгу «Поэт в Нью-Йорке». Первоначальный вариант названия, ставший потом названием одного из циклов, -- «Введение в смерть».
четверг, 25 июня 2009
Ain-sola, добро пожаловать. Даже и не знаю, какую картинку для вас) -- вы сами так замечательно рисуете. Ну, если любите лис, пусть, пожалуй, они и будут -- в исполнении Франца Марка.
читать дальше
читать дальше
среда, 24 июня 2009
К тому, кто постучится в эти двери
Как вестник, не испытывай доверья
И, будь он даже мной, не отпирай --
Мне гордости моей высокомерье
Стучаться не позволит даже в рай.
Но если в час негаданной тревоги
Почудится, что кто-то на пороге
Не смеет постучаться и молчит --
То вестник мой, что медлит и доныне,
И сам я, и печаль моей гордыни.
Открой тому, кто в дверь не постучит!
(Фернандо Пессоа)
Как вестник, не испытывай доверья
И, будь он даже мной, не отпирай --
Мне гордости моей высокомерье
Стучаться не позволит даже в рай.
Но если в час негаданной тревоги
Почудится, что кто-то на пороге
Не смеет постучаться и молчит --
То вестник мой, что медлит и доныне,
И сам я, и печаль моей гордыни.
Открой тому, кто в дверь не постучит!
(Фернандо Пессоа)
вторник, 23 июня 2009
Мне дали имя при крещенье -- Анна..."
"Я родилась в один год с Чарли Чаплином и "Крейцеровой сонатой" Толстого, Эйфелевой башней и, кажется, Элиотом. В это лето Париж праздновал столетие падения Бастилии – 1889. В ночь моего рождения справлялась и справляется знаменитая древняя "Иванова ночь" – 23 июня (Midsummer Night)".
* * *
Молюсь оконному лучу -
Он бледен, тонок, прям.
Сегодня я с утра молчу,
А сердце - пополам.
На рукомойнике моем
Позеленела медь.
Но так играет луч на нем,
Что весело глядеть.
Такой невинный и простой
В вечерней тишине,
Но в этой храмине пустой
Он словно праздник золотой
И утешенье мне.
Прелестное, молодое, одно из первых, из первой книги "Вечер".
Хочется сегодня именно таких стихов, из ее юности, из того времени -- о том времени, когда ее звали "дикая девочка".)) "Языческое детство. В окрестностях этой дачи ("Отрада", Стрелецкая бухта, Херсонес. Непосредственно отсюда античность – эллинизм) я получила прозвище "дикая девочка", потому что ходила босиком, бродила без шляпы и т.д., бросалась с лодки в открытое море, купалась во время шторма и загорала до того, что сходила кожа, и всем этим шокировала провинциальных севастопольских барышень".
* * *
По неделе ни слова ни с кем не скажу,
Все на камне у моря сижу,
И мне любо, что брызги зеленой волны,
Словно слезы мои, солоны.
Были весны и зимы, да что-то одна
Мне запомнилась только весна.
Стали ночи теплее, подтаивал снег,
Вышла я поглядеть на луну,
И спросил меня тихо чужой человек,
Между сосенок встретив одну:
"Ты не та ли, кого я повсюду ищу,
О которой с младенческих лет,
Как о милой сестре, веселюсь и грущу?"
Я чужому ответила: "Нет!"
А как свет поднебесный его озарил,
Я дала ему руки мои,
И он перстень таинственный мне подарил,
Чтоб меня уберечь от любви.
И назвал мне четыре приметы страны,
Где мы встретиться снова должны:
Море, круглая бухта, высокий маяк,
А всего непременней - полынь...
И как жизнь началась, пусть и кончится так.
Я сказала, что знаю: аминь!
читать дальше
"Я родилась в один год с Чарли Чаплином и "Крейцеровой сонатой" Толстого, Эйфелевой башней и, кажется, Элиотом. В это лето Париж праздновал столетие падения Бастилии – 1889. В ночь моего рождения справлялась и справляется знаменитая древняя "Иванова ночь" – 23 июня (Midsummer Night)".
* * *
Молюсь оконному лучу -
Он бледен, тонок, прям.
Сегодня я с утра молчу,
А сердце - пополам.
На рукомойнике моем
Позеленела медь.
Но так играет луч на нем,
Что весело глядеть.
Такой невинный и простой
В вечерней тишине,
Но в этой храмине пустой
Он словно праздник золотой
И утешенье мне.
Прелестное, молодое, одно из первых, из первой книги "Вечер".
Хочется сегодня именно таких стихов, из ее юности, из того времени -- о том времени, когда ее звали "дикая девочка".)) "Языческое детство. В окрестностях этой дачи ("Отрада", Стрелецкая бухта, Херсонес. Непосредственно отсюда античность – эллинизм) я получила прозвище "дикая девочка", потому что ходила босиком, бродила без шляпы и т.д., бросалась с лодки в открытое море, купалась во время шторма и загорала до того, что сходила кожа, и всем этим шокировала провинциальных севастопольских барышень".
* * *
По неделе ни слова ни с кем не скажу,
Все на камне у моря сижу,
И мне любо, что брызги зеленой волны,
Словно слезы мои, солоны.
Были весны и зимы, да что-то одна
Мне запомнилась только весна.
Стали ночи теплее, подтаивал снег,
Вышла я поглядеть на луну,
И спросил меня тихо чужой человек,
Между сосенок встретив одну:
"Ты не та ли, кого я повсюду ищу,
О которой с младенческих лет,
Как о милой сестре, веселюсь и грущу?"
Я чужому ответила: "Нет!"
А как свет поднебесный его озарил,
Я дала ему руки мои,
И он перстень таинственный мне подарил,
Чтоб меня уберечь от любви.
И назвал мне четыре приметы страны,
Где мы встретиться снова должны:
Море, круглая бухта, высокий маяк,
А всего непременней - полынь...
И как жизнь началась, пусть и кончится так.
Я сказала, что знаю: аминь!
читать дальше
воскресенье, 21 июня 2009
09:27
Доступ к записи ограничен
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
суббота, 20 июня 2009
Возвращаясь к дельфинам (не могу не вернуться) -- ссылка на блог одного из бывших сотрудников дельфинария, который работал как раз с умершим дельфином: evgenii68.livejournal.com/5364.html?view=8436#t...
...Тут рыбок-то аквариумных один раз вовремя не покормишь -- и то сердце не на месте. Кем надо быть, чтобы сознательно морить голодом -- дельфинов?
...Тут рыбок-то аквариумных один раз вовремя не покормишь -- и то сердце не на месте. Кем надо быть, чтобы сознательно морить голодом -- дельфинов?
Ефим Шифрин ( koteljnik.livejournal.com/157918.html ) дал ссылку вот на это: От голода в московском дельфинарии умер дельфин
Я так думаю, что если я напишу, ЧТО мне пламенно хотелось бы сделать своими собственными руками с этими... с этими работниками дельфинария, то меня посодют. Поэтому я не буду писать о том, что именно мне хотелось бы сделать с этими... работниками.
Я лучше лишний раз на любимых критских дельфинов посмотрю. В качестве успокоительного.
читать дальше
Фреска в Кносском дворце.
Я так думаю, что если я напишу, ЧТО мне пламенно хотелось бы сделать своими собственными руками с этими... с этими работниками дельфинария, то меня посодют. Поэтому я не буду писать о том, что именно мне хотелось бы сделать с этими... работниками.
Я лучше лишний раз на любимых критских дельфинов посмотрю. В качестве успокоительного.
читать дальше
Фреска в Кносском дворце.
пятница, 19 июня 2009
Заглядываю иногда в свои "поисковые фразы". Ну, ничего неожиданного: Лорку у меня ищут (и находят) или там, например, "краснофигурные греческие вазы", или "Блок. Итальянские стихи"... И всё так чинно, блаародно.(с) И вдруг: "потаскухи древности". У меня прямо чуть мозги не вскипели.
Какие потаскухи? Да еще и древние? Нету, думаю, у меня такого. Нету и нету. Но ведь где-то, значит, этот запрашивающий товарищ у меня такое нашел?..
И в конце концов я вспомнила! Где-то там, в самом начале дневника, я приводила стих Fatalit об Александре и Гефестионе. Мне этот стих понравился (ну, за исключением нескольких мелких мелочей), и я не откажу себе в удовольствии выложить его еще раз.
Нежась в после-печали, с губ выпивая возглас,
знали мы предначально: первым уйдет Патроклос.
Посланные Гекатой сны оплетают ложе.
Манишь издалека ты; путь, говоришь, нахожен.
Мы здесь когда-то были. Лодья-паром рассохлась --
Но ничего, мой филэ; я доберусь, Патроклос.
Кровью омыты руки, страхом объято лоно
города-потаскухи, древнего Вавилона.
Тени в лучах рассвета шествуют на котурнах.
Рядом ты, агапетэ: в злато-янтарной урне.
Я без тебя ничтожен. Помнишь, в другой эпохе
пламя объяло ложе кормчего Антиоха?
Жутко и беспредельно горе Алкивиада...
Скоро средь асфоделей снова мы будем рядом.
Снова мы будем вместе. Боги! но как жестоко,
о, как жестоко, Фести: "Первым уйдет Патроклос..."
Вот откуда этот замечательный запрос-то про древних потаскух...)))) Еле догадалась.
Какие потаскухи? Да еще и древние? Нету, думаю, у меня такого. Нету и нету. Но ведь где-то, значит, этот запрашивающий товарищ у меня такое нашел?..И в конце концов я вспомнила! Где-то там, в самом начале дневника, я приводила стих Fatalit об Александре и Гефестионе. Мне этот стих понравился (ну, за исключением нескольких мелких мелочей), и я не откажу себе в удовольствии выложить его еще раз.
Нежась в после-печали, с губ выпивая возглас,
знали мы предначально: первым уйдет Патроклос.
Посланные Гекатой сны оплетают ложе.
Манишь издалека ты; путь, говоришь, нахожен.
Мы здесь когда-то были. Лодья-паром рассохлась --
Но ничего, мой филэ; я доберусь, Патроклос.
Кровью омыты руки, страхом объято лоно
города-потаскухи, древнего Вавилона.
Тени в лучах рассвета шествуют на котурнах.
Рядом ты, агапетэ: в злато-янтарной урне.
Я без тебя ничтожен. Помнишь, в другой эпохе
пламя объяло ложе кормчего Антиоха?
Жутко и беспредельно горе Алкивиада...
Скоро средь асфоделей снова мы будем рядом.
Снова мы будем вместе. Боги! но как жестоко,
о, как жестоко, Фести: "Первым уйдет Патроклос..."
Вот откуда этот замечательный запрос-то про древних потаскух...)))) Еле догадалась.
Ну, теперь буду долго из "Третьей книги" куски таскать.) Вот, например:
"Я Марину встречала, но не знаю ее, однако по всему, что она о себе сказала, мне кажется, что у нее была душевная щедрость и бескорыстие, равных которым нет; а управлялись они своеволием и порывистостью, тоже не знающими равных. Она из тех русских женщин, которые рвутся к подвигу, наверное обмыли бы раны Дон-Кихота, если б в нужную минуту не были бы заняты чем-нибудь другим. А.А. не великорусской, а южнорусской да еще петербургской породы. В ней было больше самопоглощенности и несомненно меньше самоотдачи, чем в Марине".
Надо ли говорить (а наверное, надо) ), что эти "самопоглощенность" и "меньшая самоотдача" -- здесь не синонимы эгоизма и равнодушия, а нечто совсем другое. Разумеется, Ахматова была человеком самой высшей пробы. Вот, дальше у Надежды Яковлевны:"В самые страшные годы А.А. всегда первая приходила в дома, где ночью орудовали "дорогие гости". Это про них: "И всю ночь напролет жду гостей дорогих, шевеля кандалами цепочек дверных". Недавно я спросила у Таточки, дивной красотки, отстукавшей на свое счастье только пять лет без повторных приговоров, но со всеми последующими изъятиями, непрописками, капканами и лишениями: "А она пришла?" -- "Конечно, -- ответила Таточка, -- сразу же... Первая... Мы еще не успели убрать..."
Сразу же, первая... И это при том, в каком страхе она жила.
"Итак, я преодолела страх, -- пишет Н.Я. -- Это случилось не рано и не поздно, а тогда, когда следовало, то есть когда распространились в списках стихи О.М. И я перестала над ними дрожать: теперь их уничтожить и стереть с лица земли, как человека, уже нельзя. Мое дело сделано. С Анной Андреевной было сложнее: во-первых, Лева, во-вторых, еще не написанные стихи. Иногда я ей говорила: "Чего вы боитесь? Нам уже терять нечего", -- а она отвечала: "Нет, мне еще есть что терять".
"Я Марину встречала, но не знаю ее, однако по всему, что она о себе сказала, мне кажется, что у нее была душевная щедрость и бескорыстие, равных которым нет; а управлялись они своеволием и порывистостью, тоже не знающими равных. Она из тех русских женщин, которые рвутся к подвигу, наверное обмыли бы раны Дон-Кихота, если б в нужную минуту не были бы заняты чем-нибудь другим. А.А. не великорусской, а южнорусской да еще петербургской породы. В ней было больше самопоглощенности и несомненно меньше самоотдачи, чем в Марине".
Надо ли говорить (а наверное, надо) ), что эти "самопоглощенность" и "меньшая самоотдача" -- здесь не синонимы эгоизма и равнодушия, а нечто совсем другое. Разумеется, Ахматова была человеком самой высшей пробы. Вот, дальше у Надежды Яковлевны:"В самые страшные годы А.А. всегда первая приходила в дома, где ночью орудовали "дорогие гости". Это про них: "И всю ночь напролет жду гостей дорогих, шевеля кандалами цепочек дверных". Недавно я спросила у Таточки, дивной красотки, отстукавшей на свое счастье только пять лет без повторных приговоров, но со всеми последующими изъятиями, непрописками, капканами и лишениями: "А она пришла?" -- "Конечно, -- ответила Таточка, -- сразу же... Первая... Мы еще не успели убрать..."
Сразу же, первая... И это при том, в каком страхе она жила.
"Итак, я преодолела страх, -- пишет Н.Я. -- Это случилось не рано и не поздно, а тогда, когда следовало, то есть когда распространились в списках стихи О.М. И я перестала над ними дрожать: теперь их уничтожить и стереть с лица земли, как человека, уже нельзя. Мое дело сделано. С Анной Андреевной было сложнее: во-первых, Лева, во-вторых, еще не написанные стихи. Иногда я ей говорила: "Чего вы боитесь? Нам уже терять нечего", -- а она отвечала: "Нет, мне еще есть что терять".